Дети войны – страшное сочетание… Они быстро повзрослели, рано испытав недетские голод, холод и боль потери родных. Я знаю об этом по рассказам своей мамы, которой было всего четыре года, когда началась война. Она пережила её, но горькие, тяжёлые воспоминания не отпускают её до сих пор.
Мама моя Мария Григорьевна Неженцева (в замужестве Акульшина) родилась в селе Заолешенка Суджанского района 6 ноября 1937 года. На фото она справа, а рядом её сестра Валентина, 1935 года рождения. Про войну они узнали по радио. Им, как и другим семьям колхозников, велели собраться к 12 часам на улице, чтобы слушать правительственное сообщение. Когда услышали, что началась война, женщины запричитали и плакали, прижимая детей к себе. Дедушке вечером принесли повестку и сказали, чтобы утром уже был на вокзале. Бабушка стала печь ему коржики в дорогу, а мама с сестрой помогали, радуясь тому, что дали теста поиграть. Они были маленькими и не понимали, отчего бабушка плачет, а дедушка всё по голове их гладит. Всю дорогу до вокзала он нёс их на руках, а жене наказывал их беречь…
Через год пришла бумага, что Неженцев Григорий Михайлович пропал без вести. А в 1943-м из военкомата официально сообщили, что он погиб под Воронежем и государство назначило семье пенсию в размере 7 рублей.
Мама помнит, как в их село пришли немцы. В хозяйстве у них были две козы, но их не тронули, так как они были очень худые. Как-то над селом летели наши самолёты, а тут как раз бабушка выбежала, чтобы коз открыть, выпустить их. Немцы подумали, что она подаёт сигналы самолётам, хотели её застрелить. Мама с сестрой подбежали, ухватились за бабушку, обняли её и услышали, как автомат клацнул. Заплакали, а тут другой немец подскочил и говорит: «Киндер, киндер…» Они остались живы.
Про День Победы тоже узнали по радио, всем селом стояли под громкоговорителем и слушали. Маме тогда было 8 лет, а её сестре – 10. И опять все плакали, смеялись, обнимались… Тогда мама увидела, как плачут старики, ведь в каждом доме, в каждой семье война оставила свой след.
В конце 1945 года они пошли в школу, где их сначала учили здороваться, отвечать если спросят, а потом писать палочки. Это было трудное время, мужиков не было, кругом одни женщины. Пахали на коровах, а ещё на каждый дом давали 1 гектар 25 соток сахарной свеклы. Её надо было посадить, прополоть, выкопать, загрузить в машину и сдать. В 1949 году, когда маме было 12 лет, а её сестре Валентине 14, случилось несчастье. Машина, которая везла свеклу на приемный пункт, перевернулась. Бабушка, сидевшая в кузове на свекле, погибла. После её похорон маму с сестрой хотели отправить в детдом, но они не захотели, боялись потерять дом – последнее, что у них было.
Колхоз приставил к ним опекуна, директора МТС, чтобы он присматривал за сиротами. Колхоз помогал: раз в месяц выдавал сиротам 9 кг ржаной муки, 6 кг крупы и 3 кг мяса с косточками. Раз в три года давали валенки, тёплое пальто и отрез материи на платья. Соседи тоже помогали обувью и одежонкой, но это мама с сестрой старались отработать – то полы мазали, то на речку бельё ходили полоскать, огород пололи, в доме прибирались… Первое время к ним приходила ночевать соседка тётя Таня, чтобы они не боялись одни в хате оставаться. А однажды среди ночи убежала и больше не появлялась. Позже узнали, что ей приснилось, как бабушка пришла и сказала, чтобы она уходила, что она сама будет охранять своих детей… Тётя Таня всем свой сон рассказала, так чужие не стали в эту хату приходить. А мама с сестрой больше не боялись жить одни, с ними незримо была их мама. Даже крючка на дверях дома не было, бывало, печку натопят, испекут картох и луку, керосиновую лампу зажгут и уроки учат...
Учились хорошо и за домом следить научились. Дров им никто не давал, опекун этим не интересовался и вообще заглядывал редко. Так они сами заготавливали уголь на зиму. Всё лето вставали в три часа утра, шли к реке, переходили её вброд, по пояс завязав платья, а на другом берегу была железнодорожная станция. Там останавливались поезда, которые чистили свои печки. Вот там мама с сестрой и выбирали не до конца обгоревший уголь. Набирали в мешки по ведёрке, иногда по полтора, а потом назад, к речке. Домой возвращались к 12 часам. Поели и спать – и так каждый день. Паровозники приметили их и не гоняли, только сигналы подавали, чтобы они под колёса не попадали. Тяжело было, но надо было как-то выживать, а на зиму выходило до тонны угля.
Тогда же пробовали зарабатывать: ходили в базарный день на рынок, где торгующим предлагали воды по 5 копеек за кружку. Путь был долгий, четыре километра, шли с остановками, вместо ведра воды доносили половину, остальное выплёскивалось. Какие-то копеечки зарабатывали до тех пор, пока один дядька, полный такой, всё пироги ел, выпил три кружки воды из их ведра, а денег не дал. Больше они с сестрой на базар не ходили, обидно было...
Старшая сестра Валентина окончила семь классов и пошла ученицей в сельпо, выучилась на бухгалтера. Потом главным кассиром в суджанском банке работала. Окончила школу и моя мама, уехала в Мариуполь, тогда ведь модно было уезжать учиться. Правда, учиться она не пошла, а устроилась работать на овощную базу. Затем всё-таки окончила техникум и работала продавцом. Но Мариуполь – это город сталеваров, доменных печей, в глазах рабочих, как она вспоминает, была такая гордость… И мама освоила специальность штукатура, пошла на «Азовсталь», где проработала 40 лет! Вышла замуж, родила сына и дочь, но судьба послала ей ещё одно испытание, уже в зрелом возрасте.
В 2014 году началась война на Украине. Обстрелы мама пережидала вместе с сыном в подвале, опять ожили детские воспоминания… Этого она уже не смогла вынести, бросила дом и переехала жить к дочери в село Кудинцево. Привыкала к мирной жизни постепенно. Первое время самолёт пролетит, а она спешила спрятаться, где-то мусор кто-то запалит, а ей кажется, что что-то вдалеке взорвалось… Затем и сын с невесткой тоже переехали сюда. Люди тут хорошие, приветливые, а воспоминания о войне тревожат время от времени, не забываются.
Нина СЕБЯКИНА, с. Кудинцево